В 1982-м эта песня стала для меня проводником в новый, неведомый мир. До этого я совершенно не представлял, что петь можно вот так. На кассете с одной стороны был «Аквариум» — с ними я уже был немного знаком, впрочем, поверхностно; на второй стороне значилось: «Кино». Об этой парочке я тоже слышал, но записи мне пока не попадались. Кассета немедленно отправилась в открытую пасть «Электроники-324», я нажал клавишу и услышал: «Здравствуйте, девочки! Здравствуйте, мальчики!».
Ощущение было невероятное! Два — судя по звучанию — человека, гитары и голос, все. У вокалиста был странный, непривычный голос, мелодия не отличалась оригинальностью, но в сочетании с текстом она создавала ТАКОЕ впечатление
Здравствуйте, девочки,
Здравствуйте, мальчики,
Смотрите на меня в окно
И мне кидайте свои пальчики, да-а
Ведь я
Сажаю алюминиевые огурцы, а-а
На брезентовом поле...
Самое интересное — вопросов у меня не возникало. Я принял воображаемый мир Виктора Цоя безо всяких тех и этих: сомнений в здравом уме автора не было… да никаких не было, если честно! То ли я уже прочитал "взрослого" Хармса к тому моменту, то ли лимерики Эдварда Лира стучали в моем сердце, но высокий градус петербургского абсурда был мною понят и принят безоговорочно.
Три чукотских мудреца
Твердят, твердят мне без конца:
«Металл не принесет плода,
Игра не стоит свеч, а результат — труда»,
Но я сажаю алюминиевые огурцы, а-а
На брезентовом поле...
Прошло совсем немного времени, и все вокруг изменилось снова. Те, кого мы не надеялись увидеть воочию, стали играть концерты — сперва в небольших ДК, а потом и вовсе на стадионах. «Кино» из акустического дуэта начало становиться электрическим — и весьма неплохим — бэндом, а совсем скоро Цоя полюбили девочки, и он окончательно начал становиться поп-звездой. В этом не было ничего плохого — наоборот, я до сих пор считаю, что, если бы не его нелепая смерть, картина постсоветского поп-пространства сегодня была бы несколько иной.
…После смерти Цой стал иконой. Она актуальна по-прежнему: уж не знаю, что там творится на Арбате возле известной стены, но временами мне приходится в подземных переходах наталкиваться на мальчиков и девочек с гитарами. У них у всех одинаковый репертуар, и песни Цоя в нем присутствуют. Вот только «Огурцов» среди этих песен, как правило, нет.
Но есть, есть люди, которые до сих пор готовы вывалить на слушателя наивный цоевский абсурдизм тридцатилетней давности. И среди них — человек, помогавший в записи того, самого первого, наивного шедевра под названием «45», Борис Гребенщиков:
Неожиданно спела «Огурцы» первая леди русского рока Земфира — я не люблю ее творчество, да и манера подачи мне не близка, но тут готов смириться:
А шесть лет назад художественный руководитель и главный дирижер Камерного хора Смольного собора в Санкт-Петербурге, заслуженный артист России В. Беглецов затеял серию концертов «Запрещенные песни». В сопровождении камерного трио в этой программе звучали песни The Beatles, Queen, Pink Floyd… И была среди этих песен та самая:
В позднесоветское время Цоя на концертах стали спрашивать: о чем, дескать, эта песня? Каков ее скрытый смысл? Что символизируют «три чукотских мудреца» и «злое белое колено»? Осенью 1987-го, на концерте в Дубне Виктор ответил: «В этой фразе нет никакого смысла»
Скорее всего, так и есть, и тезис о том, что сажание алюминиевых огурцов на брезентовом поле есть образ проклепывания стройотрядовской брезентовой куртки металлическими «рокерскими» заклепками, придуман позднейшими интерпретаторами.
Вся прелесть этой нехитрой песенки — в полнейшей ее бессмысленности. Скорей уж я готов предположить, что текст ее представлял собой заклинание, с помощью которого, как в хорошем фэнтези, открываются ворота в иную реальность.
Осенью 1982 года в холодной постбрежневской Москве такие ворота передо мной и в самом деле открылись.
![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
